"Вода мировым древнегреческим плектром…"

Вода мировым древнегреческим плектром
Играла на струнах стальных проводов.
Я брёл по пустынным портовым проспектам
Восьми бесконечных ночных городов.
Как вдруг расступились бульвары Эфеса
И приняли форму туманного леса —
Брусчатка дороги черникой цвела
И ноги мои всё куда-то вела.

Земля отзывалась пульсацией в теле,
Причудливым танцем корней и камней,
А в пасмурном небе вороны летели,
Всё ближе и ближе сгущаясь ко мне.
И вот эта липкая, чёрная стая
Слетелась, в серебряной дымке растаяв
В единую массу — со всех со сторон —
Ворона из тысяч отдельных ворон.

И тело — вороны, и крылья — вороны…
Она, оперевшись на дуб вековой,
Легко закрывала могучие кроны,
Вращая стоглавой своей головой.
Из тёмно-зелёной лесной акварели,
Треща и шурша, на меня посмотрели
Кишащие перьями птицы-глаза,
Как мёртвых религий чудны́ образа.

Я видел в их омутах ритмы природы —
Знакомый мне с детства медовый эфир,
Когда-то укрывший меня от свободы,
Объявший меня, как цветочный кефир,
Шепнувший мне на ухо: “Будет, что будет”,
Разливший меня по хрустальной посуде…
Теперь же тот розовый, сахарный мёд
Меня не обнимет и впредь не поймёт.

Ночами хмельными мне больше не спится,
Судьба разрывает меня изнутри —
Под кожу вгоняет калёные спицы,
А в мышцы вбивает литые штыри,
Смеясь на излучине белого мая,
Суставы мне рвёт и ключицы ломает,
Меня выгибая, как хочется ей,
И мною играя в сплетенья страстей…

Но вот, растворившись в кладбищенском хоре,
С иронией участи в шелесте крыл,
Ворона расплавилась в чёрное море,
И чёрный поток старолесье накрыл.
Когда же рассеялись тёмные птицы
И лес перестал каруселью крутиться,
Я вновь очутился у старых портов,
А дождь барабанил по крышам домов.

Насколько же мир разнороден и чуден!..
Так любим его истолковывать мы,
А сами боимся, как древние люди,
Зловолия солнца, и Бога, и тьмы.
И молимся — сбивчиво, нервно, невнятно —
Хоть как-то понять эти мутные пятна,
А мир, безучастный до путаных фраз,
Всё так же смеётся, не глядя на нас.

21 июля 2024 года,
Белград